О том, что безумие и талант нередко идут рука об руку, было сказано уже не единожды. По всей видимости, грань меж сумасшествием и гениальностью и впрямь часто оказывается очень узкой, в подтверждение чего мы готовы привести ещё несколько примеров.

Джон Форбс Нэш (род. в 1928 г.). Этот южноамериканский математик, работающий в области теории игр и дифференциальной геометрии, также лауреат Нобелевской премии по экономике 1994 г. известен широкой публике по биографической драме Рона Ховарда «Игры разума». Кинофильм с Расселом Кроу в главной роли повествует о борьбе учёного с шизофренией. 1-ые симптомы духовного расстройства проявились у Джона в 30 лет, когда он уже достигнул выдающихся фурроров на научном поприще. Нэш был принудительно помещён в личную психиатрическую клинику в пригороде Бостона, где ему поставили диагноз «параноидальная шизофрения» и подвергли исцелению. В этот момент его юная супруга была беременна. К огорчению, у отпрыска величавого математика потом также развилась шизофрения. После выписки состояние Нэша только ухудшалось, он повсевременно чего-то страшился, гласил о для себя в 3-ем лице, писал глупые почтовые карточки, звонил бывшим сотрудникам, которые терпеливо слушали нескончаемые рассуждения о нумерологии и состоянии политических дел в мире. В этой нелёгкой борьбе с недугом Джон провёл огромную часть жизни, пережив развод и воссоединение с женой. Но в 1980-х гг. ему внезапно стало легче, учёный возвратился в арифметику и получил Нобелевскую премию. В автобиографии Нэш признаётся, что не вылечился от заболевания, а просто закончил обращать на неё внимание.

Фридрих Вильгельм Ницше (1844-1900 гг.). По всей вероятности, под означенной в большинстве биографий германского философа «одержимостью» прячется также одна из форм шизофрении. Может быть, она появилась на фоне заболевания нейросифилисом, либо же явилась «подарком по наследству» — отец Ницше в конце жизни также мучился от помутнения рассудка. В последние годы, когда Ницше сделал одни из самых важных произведений («Так гласил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Утренняя заря»), болезнь уже полностью довлела над его разумом. Философа истязали ежедневные приступы рвоты, желудочные судороги, нередкие обмороки, наисильнейшая боль в голове и резкое ухудшение зрения. По неким данным, в мед карте Ницше, а именно, говорилось, что нездоровой пил из сапога свою мочу, испускал нечленораздельные клики, воспринимал больничного охранника за Бисмарка, пробовал забаррикадировать дверь осколками разбитого стакана, спал на полу у постели, прыгал по-козлиному, гримасничал и выкатывал левое плечо.

Эдгар Аллан По (1809-1849 гг.). Биографы констатируют, что отец писателя был запивохой с «сумасбродным поведением». Эдгар с полным основанием боялся наследного психологического заболевания, потому что его старший брат числился «полусумасшедшим пьяницей», а сестра Розалия в 11 лет захворала «загадочной заболеванием, повлекшей остановку роста и интеллектуального развития». В 1836 г. он женился на собственной двоюродной сестре Виргинии Клемм. Писателю было 27 лет, ей — 13. Скоро молодая супруга захворала туберкулёзом, и мучения подтолкнули По к алкоголю и опиуму. На фоне запоев появились устрашающие слуховые и зрительные галлюцинации, абсурд преследования и воздействия. От мыслей о самоубийстве Эдгара отговаривал призрак «женщины в белом», создатель страшился быть одиноким и похороненным живьем. Психиатры осыпали По самыми различными диагнозами, тот вёл себя всё более неадекватно. В статье Хулио Кортасара «Жизнь Эдгара По» имеется описание 1-го из приступов заболевания писателя: «Где-то в июле 1842 года, впав в полубезумное состояние, он сделал путешествие из Филадельфии в New-york, куда его вдруг повлекли мемуары о Мэри Деверо, той девице, дядю которой Эдгар когда-то отстегал хлыстом». В гостях По решил узнать, любит ли женщина собственного супруга, закатил отвратительную сцену, после которой востребовал чая. Поэт гневно крошил ножиком редис, заставлял Мэри и её сестру петь для него, после этого удалился в помрачении рассудка бродить по близлежащим лесам. Нет колебаний в том, что непростая и различная психологическая патология писателя самым приметным образом повлияла на содержание его творчества.

Винсент Ван Гог (1853-1890 гг.). Известный живописец писал: «Я вспоминаю один непонятный денек, когда я совсем растерял себя и ничего не могу об этом вспомнить…я думаю, что когда случился приступ, я очень звучно орал и желал защититься, и это мне не удалось… Всего у меня было четыре томных кризиса, и я не знаю, что гласил и делал тогда. Не считая этого, до третьего раза они протекали в обморочном состоянии, хотя для этого не было оснований, и у меня нет даже слабеньких мемуаров о том, что я тогда чувствовал». Доктор Ван Гога считал, что его пациент подвержен эпилептическим припадкам, которые сопровождаются слуховыми и зрительными галлюцинациями. Очевидно, многим на разум приходит узнаваемый эпизод с отрезанным ухом, которое Винсент упаковал в конверт и выслал любимой в качестве сувенира на память. Некие спецы считают, что живописец мучился от заболевания Миньера, заключающейся в временами наступающем отеке лабиринта, клинически проявляющейся приступами головокружений, тошноты, рвоты, острой тугоухости, шума в ушах и нистагма. В данном случае ранение уха могло быть методом заглушить боль. Творец не опровергал, что у него случаются зрительные и слуховые галлюцинации, и на его очах происходят «превращения различных вещей». Согласно неким данным, во время приступов он глотал краску из тюбиков, что вызывало ожоги и отёки гортани.

Сергей Есенин (1895-1925 гг.). Конкретного представления у профессионалов нет, но совсем разумеется, что если и не было у российского поэта маниакально-депрессивного психоза, то уж вспышки злости и трудности со спиртным имели место точно. Фактически говоря, Есенин не раз проходил исцеление в психоневрологических клиниках, а предполагаемое суицид его вышло после выписки из поликлиники доктора Ганнушкина. Из мемуаров Анатолия Мариенгофа: «У меня в комнате, на стенке, украинский ковер с большенными красноватыми и желтоватыми цветами. Есенин приостановил на их взор. Устрашающе ползли секунды и еще наизловещее расползались есенинские зрачки, пожирая радужную оболочку. Узкие кольца белков налились кровью. А темные дыры зрачков — ужасным, нагим безумием. Есенин привстал с кресла, скомкал салфетку и, подавая ее мне, прохрипел на ухо: Вытри им носы! «Сережа, это ковер… ковер… а это цветочки…». Темные дыры сверкнули ненавистью: А!.. Трусишь!.. Он схватил пустую бутылку и заскрипел челюстями: Размозжу… в кровь… носы… в кровь… размозжу… Я взял салфетку и стал водить ею по ковру — вытирая красноватые и желтоватые морды, сморкая бредовые носы. Есенин хрипел. У меня холодело сердечко…».